Изнаночные швы времени - Страница 26

А один на один у монголов, конечно, никаких шансов не было. Точнее говоря, даже при соотношении один к пяти вероятность выйти целым из боя для них была практически нулевой, а уж тут…

Первым до своего противника дотянулся Феликс. Всего лишь кистевой удар мечом, и ордынец недоуменно рассматривает обрубок, из которого хлещет кровь – оттуда, что было лодыжкой. Он вываливается из седла, потеряв опору в стремени, и вопит.

Олег был гуманнее. Он просто вышиб своего противника на землю палицей – сыграл им в лапту.

Прорвав строй, Олег и Феликс немедленно повернули под прямым углом направо и понеслись за спинами ничего не понимающих монголов. Не просто, конечно, понеслись. Олег изображал трактор, который расчищает обочины дорог от лопухов, а Феликс, пропустивший товарища вперед, добивал тех, кто показывал хотя бы слабое намерение подняться на ноги.

Монголы не умели и даже после двух столетий борьбы с европейскими противниками не научились вести бой в непривычной для них тактической ситуации. Если им удавалось ошеломить врага первым натиском, засыпать стрелами, испугать, лишить воли к сопротивлению, у них все получалось. Но если враг хотя бы не паниковал или умело контратаковал, как при Айн-Джалуте, у Синих вод или на Куликовом поле, то монгольский натиск быстро терял силу, и командирам как минимум приходилось выводить стушевавшийся отряд из боя, чтобы привести его в порядок.

Они дрогнули и теперь. Как не растеряться, если в сгущающейся темноте десяток глоток орали про «Ипати-батура», который, как известно по сказкам, не опускал копье, пока на нем оставалось место хоть для одного мертвого врага. Да еще откуда-то полетели стрелы, и были многие из них под стать той, что пускал великий Гурхан.

Когда взошла луна, на левый берег Бужи выбрались на четвереньках не больше полусотни ордынцев. И также по-собачьи скрылись в траве – им казалось, что иначе их и здесь может догнать смерть.

Олег и Феликс, проследив за ними, съехались с Норманом и Шуриком у деревенской церкви, бревенчатые стены которой днем безрадостно серые – цвета жизни, размытой дождями, – теперь при свете нескольких костров казались медными.

Идея разжечь костры принадлежала Шурику. «Давайте сделаем маяк!» – предложил он, когда стало понятно, что монголы в панике бегут и надо придумывать, как вытащить из леса разбежавшихся крестьян, ведь иначе они там и сгинут. Это был уже неоднократно проверенный факт: паническое бегство от степняков в леса оборачивалось тем, что люди сутками бродили в чаще, потеряв ориентацию, кляли лешего, умирали от голода или, ослабев, становились добычей волков.

Олег сначала от него досадливо отмахнулся – в суете после стычки ему показалось, что Шурик предлагает поджечь церковь, которую монголы не тронули по заведенным у них правилам общения с присягнувшим на верность священноначалием в завоеванных странах. Но тот не уступал. «Я не говорю, что ее надо сжечь, – уточнил он. – Давайте подсветим. Ее же с опушки видно. Хоть кто-то должен там остаться! Не у всех же крышу снесло. Я вот уверен, что тот кузнец, который лошадь за хвост поймал, он никуда далеко не уйдет!»

И кузнец этот оправдал ожидания. Теперь он, осторожно оглядываясь, шел к церкви. В одной руке у него был круглый монгольский щит, довольно нелепо выглядевший на громадной ручище, а в другой – дубина из половины свежесрубленной елки.

– Я вот смотрю на русского мужика, – тихо заговорил Феликс, – он не меняется столетиями. В тринадцатом веке лапти, портки и рубахи, в двадцатом – то же самое.

– У Зощенко есть повесть. Называется «Мишель Синягин». Там есть про это… – тоже еле слышно ответил ему Олег и вышел навстречу кузнецу.

Тот запнулся на мгновение на месте, переложил дубину в руку, на которой был щит, огладил бороду и уважительно поклонился.

– Богатыри в земле у нас. Поп говорил нету, а я ж не в веру брал те слова. Боярин, ты отколь?

И в этот момент Олег придумал, что скажет Андрею, когда у них зайдет разговор об этой стычке.

VIII

Когда киктоп просигналил Андрею, что пообщаться с ним хотят откуда-то издалека, он только что свернул с Си-Ти Новгород – Санкт-Петербург на дорогу к своему дому, построенному в самой вершине треугольника между двух рек – Оредежа и Луги. По обычаю, который все больше распространялся на северо-запад России из Прибалтики, трасса тут была тесно обсажена деревьями, здесь ухоженными липами. Им было лет по восемьдесят, их кроны наверху слились в плотную арку, и Андрею казалось, что он неспешно едет по нескончаемому туннелю, стены и свод которого отделаны искусно выточенными изумрудами.

– Ты, светлейший? – откликнулся он на вызов. – Что-нибудь срочное? Можем через полчаса поговорить?

Олег вроде бы не возражал, но в его интонациях было что-то необычное, и Андрей заставил мобиль резко разогнаться. Впереди появилось серебристое свечение – автоматика почуяла приближение мобиля и включила подсветку вокруг дома.

Дом Андрея был весьма своеобразной архитектуры. Основное здание выглядело так, будто кому-то вздумалось здесь, среди вековых сосен, надувать на земле гигантские мыльные пузыри. Олег, иногда здесь гостивший, сказал однажды, глотнув ром из пивной кружки: «Знаешь, Андрей, на что похож твой дом? На гигантского белого слизняка. Нет! На гигантскую личинку он похож! На личинку дракона!»

Андрей подъехал к дому, остановил мобиль на стоянке, засыпанной мелким гранитным гравием, и пробежал через лужайку к дому. Из-за входной двери слышался целый концерт: лай, повизгивания и партия барабана – бешеный цокот когтями по шпону. Минуту-другую пришлось постоять, пока электронный сторож не проверил рисунок ладони и не разблокировал запоры. Андрей чертыхнулся и в тысяча сто второй раз наказал себе врезать в дверь старый добрый замок, который открывается старыми добрыми ключами.