– Хорошо… И что теперь?
– Отправлять тебя назад нужно, – ответил ему Олег. Теперь уже мрачно. Да, согласие заказчика на свертывание его части экспедиции было получено. Но никакой радости по этому поводу Олег Владимирович Голицын, потомок литовских князей Гедиминовичей, больше всего мечтавший превратиться из проводника в нормального ученого-историка, не испытывал.
Разделились они 20 мая 1252 года. Олег повел Нормана прямо к Владимиру-на-Клязьме, где он очень просился побывать перед отправкой назад, а Феликс с Шуриком отправились с деревенскими на север – решено было проводить их на всякий случай до Суздаля.
Олег, услышав от кузнеца Гордея, старшего из уходящих, что он с земляками решил переселиться в Устюжскую землю, подозрительно покосился на Феликса: не он ли подсказал этот выбор, чтобы им было по пути. Иначе откуда здесь, в мещерской глуши, знать про далекий город Устюг. Но Феликс только развел руками: ни при чем здесь я, брат боярин Олег Владимирович. Деланно, правда, развел, ну да ладно, что уж теперь о свершившемся говорить.
Спустя пять дней Феликс и Шурик сидели на высоком берегу Колокши, у ее слияния с Клязьмой, в восемнадцати примерно километрах к западу от Владимира. Тут они должны были встретиться с Олегом, который после возврата Нормана в 2246 год должен был явиться к великому князю Андрею Ярославичу и разведать, что и как с его казной. Было раннее утро, мир вокруг сузился до размеров небольшого круга – над обеими реками лежал густой туман.
Феликс против обыкновения почти не открывал рта, а Шурик, наоборот, говорил, не переставая. По пути он крепко подружился с сыном Гордея, Ефимом, а тот перезнакомил его со всеми деревенскими. И теперь Шурик был носителем массы разнообразных россказней и собственных впечатлений.
– А ты знаешь, что у них деревня никак не называется. Не называлась… Деревня – и все. Еще в округе были Выселки, Поселье, Поселки и Заводье. А там, ниже по реке…
– А почему называлась, а не называется? Случилось что?
– В смысле? – не понял Шурик. – Ушли же они… Значит, называлась. Не перебивай ты, Фил.
В следующие полчаса Феликс не перебивал и узнал, что леса, начинающиеся на правом берегу Бужи и тянущиеся на восток, к россыпи туголесских озер, и на северо-восток, к такой же группе – замошенской, называются у местных Дрежуть. И про несчастного, с которым экспедиция Олега встретилась после переброски, в деревне было известно.
– Они его злым лесовиком считают, – уточнил Шурик. – И зовут человечище.
Человечище, как считали местные, способно человека убить одним ударом, и даже медведи его сторонятся. Потом последовала небольшая пантомима: Шурик показывал, как именно оно убивает человека одним ударом и как именно медведи его сторонятся.
Это был грозный леший. С ним ни разу никому не удавалось сговориться, чтобы скотину, например, вернул. Ефим, вспоминал Шурик, рассказывал как-то у костра, шепотом, постоянно озираясь в темноту, что они против него и дорогу закрещивали, и лес грозили завязать, но ничего не помогало.
– Закрещивать – это, значит, взять дощечку или щепу, нарисовать на ней крестики, бросить на перекрестке дорог, на росстани, – пояснял Шурик. – И произнести вот такую примерно говорилку: «Царь лесной, царица лесная, маленькие детушки, нянюшки, служанушки! Отдайте мою милу божону скотинушку. А не отдадите, так я закрещу вам дорогу и не дам ходу по лесам, по водам и по всем сторонам». А завязать лес – это связать в трех местах верхушки деревьев и приговаривать: «Если ты корову, лесовой хозяин, не вернешь, не покажешь нам корову, мы весь лес завяжем твой».
– Да, жесткий лешак, – проворчал Феликс, почесывая правую ногу. Она совсем зажила, но иногда затекала, если долго оставишь ее в одном положении, и мучительно зудела.
– Ага, – подтвердил Шурик. В этот раз он решил, что Феликс его не перебивает, а только поддакивает. Поддакивание для любого рассказчика – лучше манны небесной. – Они считают, что появился лешак с юга, от Рязани. Гордей говорил, будто рязанских бог наказал, вот он и возник.
– За что наказал, не говорил?
– Грешники они большие. Там было несколько провалищ, некоторые совсем сгинули, а кто…
– Провалище – это что такое? – переспросил Феликс.
– Это города, деревни или отдельные дома, которые под землю уходят или под воду, – ответил Шурик. – Жители или совсем пропадают, или спасаются, но остаются полулюдьми. У них появляется что-то от зверей: рога, медвежья голова там, или копыта… Много вариантов есть. Это, вообще, очень интересная тема. Принято считать, что провалища бывают за грехи – это и Атлантида, и Содом с Гоморрой, и Свитязь, и Дураццо. Но я не совсем согласен! Как тогда с Китежем быть? Вроде чистой воды провалище, но там жители грешниками не были…
Шурик долго еще что-то говорил, но Феликс уже не слушал – так зацепило его слово «провалище».
«Провалище, – крутилось у него в голове. – Живешь-живешь – и на тебе: провалище… Или нашествие какое-нибудь. Грешил типа много. Или соседи твои. Хорошая отмазка… Враги пришли? Грабят, жгут, насилуют? Убивают и гонят в полон? Смиритесь, это – за грехи».
Он встал и начал прохаживаться вдоль обрыва. Солнце между тем поднималось, становилось теплее. Туман, окружавший их, зашевелился, начал отползать в тень, и внимание Феликса привлекло неопределенное движение на северном берегу Клязьмы, там, где шла дорога на Владимир. «Что это вообще может быть? – думал он. – Не разглядишь пока… Что за тени? Как будто толпа лосей…»