Изнаночные швы времени - Страница 46

Там, куда должен был посмотреть Шурик, разворачивались в линию фронтом на юго-восток переславские бояре с Жидиславом и тверичи. Когда русское войско смешалось после появления ордынцев в тылу, они в очередной раз меняли лошадей и потому оказались в самом центре поля, вдалеке от опасности. Но уйти на кучковскую дорогу не успели или не захотели, и в результате теперь…

19.12… Эх, как сшиблись… Сколько продержатся вот только не понятно.

Продержались они не более четверти часа: на них навалились, наверное, чуть ли не все монголы, переправившиеся на левый берег Трубежа. Так получилось, что стяг Андрея Ярославича в этот момент упал, и ордынцы, наседавшие на великокняжеский двор, потеряли ориентир и стали смыкать кольцо вокруг его брата, под знаменем которого, похожего по цвету, по-прежнему сражались тверичи.

Знаменосец тверского князя, смутивший Олега на месте сбора войск у слияния Клязьмы и Колокши, и так высокий, теперь еще и приподнялся на стременах, на две головы возвышаясь над сражавшимися дружинниками. Он отпустил поводья, одной рукой держал древко, а другой беспрестанно крестил сражавшихся товарищей. Вокруг него осталось с дюжину воинов, вот уже погибла половина из них, вот…

19.21… Упал стяг тверского князя… Жидислав только-только был на коне, а теперь тоже его не вижу… По-моему, вообще никого больше не осталось. А двор князя Андрея успел уйти на кучковскую дорогу.

Фил, смотри, там деревья валить начали!

Это тоже было частью плана. Князь Андрей велел подрубить деревья на пути отхода конницы, при них поставили верных людей, которые ни при каких обстоятельствах не сбежали бы, а командовать нарядили Пимшу, хоть он и протестовал всячески. И не ошиблись: свое «вали!» он прокричал не раньше и не позже, а ровно в тот момент, когда следовало. Стволы пошатнулись, когда первым монгольским всадникам до опушки оставалось около двадцати метров, а упали точно им на голову. Дюжины три степняков погибли, а шесть или семь тысяч в беспорядке сгрудились перед перекрытой дорогой.

– Мне бы сейчас, как Боброку, полк, и история бы повернулась, – проговорил Феликс, собираясь слезать на землю. – А ты знаешь, Саша, что самое плохое в нашей ситуации? Нет? Если наши деньги в Переславле, то Олегу туда придется лезть. А нам надо думать, как его вытащить, если что.

XIII

Треск падающих деревьев, которые спасли русскую конницу от преследования, Олег услышал возле сосны-поединщика. Он порывался броситься на помощь переславцам, которые вели бой у Никольской башни, хотелось и учинить следствие: кто же впустил монголов в город, и проверить, что с казной, накануне ночью в строжайшем секрете перевезенной в хлебные склады в юго-западной части города. Но Урдин его удержал, и Олег довольствовался тем, что увидел завершение битвы с самого лучшего наблюдательно поста, за исключением, конечно, осины, на которой сидели Феликс и Шурик. Потом, после возвращения, это дорогого будет стоить.

С невысокого холма, на котором стояла сосна, он видел и место, где монголы добивали раненых товарищей Жидислава, и то, как остатки переславского городового полка, пробившиеся к городским воротам, но так и не дождавшиеся, что их откроют, отходят в засеку. Виден был и сам город.

Переславль горел не везде, да и не то чтобы сильно. Стены над валами были нетронутыми, густой дым поднимался только над северной частью города. Этот пожар сначала можно было принять за обычный, что случаются от глупости или из-за неосторожности. Можно было представить себе, что за стенами переславцы, как муравьи, носятся с кадками между Трубежем и горящими домами, сопят, выбиваются из сил, падают, встают, ругают княжьего наместника за то, что весь камень для строительства во Владимир отправили, плачут о сгоревших крестах на деревянных церквях.

Но ничего такого, конечно же, в городе не было. Женщины и дети бегали между изб, шарахаясь от монголов, которые отошли в город после боя у Никольских ворот.

– Симбиоз… – вырвалось у Олега. Он вспомнил извечные споры со стариками из ЦПХ, которые с пеной у рта доказывали, что не нужно слишком горевать из-за трагедий русских городов, уничтоженных монголами, что это всего лишь своего рода историческая прививка, а дальше будет альянс с Великой степью, гармония, идиллия, путь к великорусскому этносу.

– О чем ты, боярин? – округлил глаза стоявший рядом Урдин. – Это ты по-каковски? Слово, конечно, приятное на слух, но ты мне суть-то растолкуй!

Олег истово перекрестился.

– Забудь, Урдин Акинфович. Страшное это злословие! Не повторяй никогда.

Тот ухмыльнулся:

– Запомню!

Дым от пожаров дотянулся до солнца, на сосну и холм легла тенью. Со стороны Клещина озера подул сильный, промозглый, совсем не летний ветер. Олег обернулся назад, на лес. Сосны, которые перед битвой казались войском, теперь выглядели как волшебники, творящие мощное заклинание. И у них получалось: озеро пригнало не только ветер! Над ним враз возникла тяжелая туча того цвета, что и стелющийся над Переславлем дым. И теперь эта серо-черная косматая, местами подранная клубящаяся масса скользила по небу с запада на восток. А над водой посверкивали косые линии дождя, чуть подсвеченные лучами солнца.

– Кто-то нам благоволит, Урдин Акинфович, – кивнул Олег на небо. И в этот момент на них и на весь город, и на поле перед воротами хлынул неимоверной силы ливень. В нескольких шагах теперь ничего не было видно. За этой пеленой невидимые теперь ордынцы, заполнившее поле и готовые засыпать стрелами засеку с укрепившимися на ней воинами, опустили луки. Стрелять было нельзя. Озеро спутало карты.