В итоге все сделали именно так, как придумал Шурик, и именно поэтому Феликс был представлен княгине в качестве единственного, «чудесных качеств» воина, который в ночной атаке «добыл басурманина». Больше никто князю Андрею кровь на клинке предъявить не мог, так как ордынцы то ли перепугались, то ли предпочли не ввязываться в непонятный ночной бой и через верховья речушки Ветлянки поторопились уйти к основным силам, что расположились на правом берегу Трубежа, на холмах.
Шурик и Феликс были удостоены целования руки княгини, а потом она обернулась к Норману. Совершенно не думая, какие последствия это произведет, о нем Олег отозвался: «И рыцарь добрый, и многих стадиумов уч».
Норман был схвачен за обе руки и со знанием дела спрошен:
– Саламанка? Болонья?
Княгиня дозволила Норману сесть рядом с нею, и Олег решил, что наконец-то имеет полное право отдохнуть.
Когда он проснулся, непонятно было, сколько прошло времени – четверть ли часа, сутки ли: солнце по-прежнему висело над мачтой баркаса, а княгиня и Норман все еще сидели рядом. Он ей что-то рассказывал по-венгерски. Феликс и Шурик лежали на песке у воды и разглядывали служанку Анны Данииловны, которая занималась стиркой.
– Пойду помолюсь в тишине, – сказал Олег, особо ни к кому не обращаясь. В эпоху Средневековья эти слова были понятным для всех трансвременных экспедиций сигналом. Их произносили при хроноригенах, означала эта словесная формула, что говорящий собирается связаться со своим временем.
Феликс кивнул: мол, все под контролем. Олег забрал икону-коммуникактор и ушел в заросли молодого березняка.
Квира откликнулась ему и выглядела чрезвычайно озабоченной.
– Ты знаешь, вас очень серьезно обложили, – это было первое, что она сказала. Затем описала диспозицию противника: к северу от Клязьмы до села Рождественского все охвачено сильными разъездами, гонцы добрались аж до самых развалин Гороховца. По реке тоже выслана погоня, несколько больших лодок с сотней ратников, поровну монголов и русских, спустились уже почти до Ущерки, реки, которая текла не более чем в десяти километрах западнее Судогды.
– Может, вам на базу лучше вернуться, там отсидеться?
– Не, – поморщился Олег. – Нам надо успевать на север, пока Невский из Орды не вернулся. Потом поздно будет, закроют все дороги, а я князю обещал поскорее вернуться.
– Удачи, – пожелала ему Квира.
– Не лишнее, да, – буркнул вместо прощания Олег.
Теперь стало понятно, что по Клязьме дальше на восток плыть нельзя. Поэтому они двинулись на юг. Сначала поднялись по Судогде на веслах, пока позволяли берега, потом немного тащили баркас по-бурлацки, затем по полузаросшему волоку на Колпь, которая текла на юг, этой речушкой попали на Гусь, а спустившись по нему, вышли на Оку.
Это был большой круг, но Олег на Оке немного ощутил облегчение. В экспедициях в русское Средневековье он спокойнее всего чувствовал себя на широких реках. Русские – сухопутный народ, и умельцев тихо подобраться к тебе где-нибудь в лесу всегда стоит опасаться, а по водной части таких специалистов нет. Главное, чтобы стрела с берега до лодки долететь не могла, и можно не думать об опасности.
Никаких беспокойств и не возникало, а на четвертый день пути по Оке, в Муроме, когда-то столице крупного княжества, а теперь практически незащищенном городе, им по-настоящему повезло. У пристани обнаружилась настоящая новгородская ладья, небольшая, одномачтовая, около двенадцати метров длиной, с двумя платформами – на носу и корме, под которыми можно было устроить лежанки.
Хозяином судна был старый купец, с удовольствием согласившийся на сделку, так как уже два года не удавалось найти людей, способных управляться с ладейным парусом – после Батыева нашествия новгородцы стали гораздо реже появляться в муромских краях, а уж оседать тут отказывались напрочь. Такелаж и парус сильно обветшали, их нужно было менять, Олегу повезло найти ремесленников, которые под его руководством взялись изготовить новые.
Парусов решили сделать два: один простой, неприметный, «маскировочный», а другой «парадный», с аппликацией из двух букв – «А» и «К», как на стяге князя Андрея. Его Олег собирался поднять после пересечения новгородских границ, рассчитывая, что князю донесут о ладье с его символикой и он вышлет навстречу воинов.
На работы ушло два дня, которые княгиня с Гостиславой провели под охраной Феликса и Нормана в доме настоятеля одной из церквей, а на третий, с утра, Олег отправился на городской рынок. Муром дважды был разграблен во время нашествия Батыя, но затем присутствие епископской кафедры, защищенной ордынским ярлыком, дало городу возможность ожить и сохранить какую-никакую торговлю.
На рынке нашлись сарафаны, подходящие княгине по размеру. Олег купил их, а затем Анна Данииловна сама в сопровождении Гостиславы и Нормана отправилась тратить деньги. Впрочем, на ее вкус подходящего не нашлось, за исключением пары ковров да нескольких бочонков яблочного вина, так что к спущенной на воду ладье она явилась не в особенно хорошем настроении. Зато Норман был доволен: в лавке возле епископского двора он с величайшим изумлением обнаружил пергамен и купил весь запас, что был у купца.
Время текло размеренно, пока на городскую пристань не прибыл большой хлебный караван из Рязани. Вернее, пока хозяин одной из пришвартовавшихся барок не пересказал Феликсу и Шурику весть, «всем честным людям благую»: возвращается «от царя» Олег Ингваревич Красный.