Кожа у нее потом была страшно исколота, и Олегу пришлось воспользоваться медтуеском. Он приготовил варево по рецепту, что был подсказан Урдину, и наложил мазь на руки княгини.
– Боярин Олег Владимирович, ты еще и лекарь? – Она была ошеломлена.
– Нет, – честно ответил он. – Да и лекарь тебе, к счастью, не нужен. Хватит меня… – и добавил после небольшой паузы: – …княгиня Аня.
Она расхохоталась и часто смеялась, когда стемнело, и все сели вокруг костра ужинать перепелами под разговоры и вино. Олег пересказывал новеллы из «Декамерона», а Шурик – несколько афанасьевских сказок. Потом собрался вступить Норман, но Олег разглядел на лице у Гостиславы нетерпеливое желание тоже что-нибудь рассказать, прямо сейчас, и остановил его:
– Гостислава Никулишна сказку нам припасла. Давайте выслушаем.
– Ага, – кивнула Гостислава и начала, сначала запинаясь на каждом втором слове, опасливо поглядывая на княгиню, потом все смелее и смелее.
Выяснилось, Гостислава взрослела среди дворни ростовского архиепископа и насмотрелась всякого. И рассказчиком оказалась просто великолепным. К середине второй истории Олег понял, что они присутствуют при рождении фольклорной истории, и хотел сказать Шурику, чтобы тот начал мемографировать. Но, к удивлению своему и немалому удовольствию, обнаружил, что тот уже занялся этим сам.
На последнем кувшине разговорилась и княгиня. Ее история была похожа по сюжету на «Сказку о попе и работнике его Балде», только вместо парня там фигурировала дворовая девчонка. Олег, после того как она закончила, долго слова сказать не мог и только вытирал слезы. Феликс, сначала не понявший смысл рассказа, потом, когда до него все-таки дошло, повалился на землю, держась за живот, а отдышавшись, только и выговорил смеясь: «Ну, девушки, ну, вы даете!»
Анна Данииловна сначала нахмурилась: для нее, княгини по роду, и для служанки одно и то же слово нашлось, но быстро отошла. То ли ласкательный суффикс «ушк» примирил ее с «девушками», то ли ее натуре понравилось новое, не как во дворцах и на дворне, обращение. Так или иначе она снова рассмеялась. И потом часто говорила о себе и Гостиславе в третьем лице: «Теперь девушки пойдут слушать боярина Нормана…», «Девушки тоже хотят порулить…», «Девушки устали, будут спать…»
Олег этими результатами очень доволен: надо будет поставить еще два-три таких эксперимента, сказал он себе, и будет вполне себе добротная докторская работа. А там, глядишь, недалеко и до член-корра Академии педагогических наук, главы секции по перевоспитанию жлобов.
От острова отплыли перед самым рассветом, а через пару часов увидели на левом берегу Волги два десятка всадников со стягом костромского князя. «На бреже!» – закричал один из них, но, когда Олег демонстративно отвернул на середину реки, от отряда отделились двое с запасными лошадями и быстро поскакали прочь.
– По нашу душу? – предположил Феликс.
– Угу, – согласился Олег. – Попытаются перехватить, думаю.
Сделать это люди Василия Ярославича попытались у Костромы. Волга, как константинопольская бухта Золотой Рог, была перегорожена цепью, не железной конечно, а из бревенчатых связок. Вдоль преграды курсировали несколько лодок, набитых ратниками.
– Разворачиваемся? – спросил Феликс.
Если бы ветер не был так силен, Олег бы с ним согласился. Но их ладья даже против течения шла с хорошей скоростью, и, перекинувшись с Феликсом парой слов по поводу дальнейших действий, Олег решил прорываться.
Княгиню и Гостиславу спрятали под кормовую платформу, ладью повернули к костромской пристани, и когда до берега оставалось чуть больше полета стрелы, Олег переложил руль и кораблик послушно развернулся. Под острым углом теперь он приближался к вершине дуги, что под воздействием течения образовала бревенчатая преграда.
Феликс перегнулся через борт и Шурику велел держать себя за ноги. В этот момент люди костромского князя смекнули, что собираются предпринять «злые», как им сказали, «люди из немец», и в сторону ладьи полетели стрелы. Но далековато было, к тому же лодки с ратниками Василия Ярославича сильно качало, поэтому стрельба вреда никому на ладье причинить не могла. У Феликса была возможность действовать расчетливо, и он одним движением разрубил веревку между двумя связками бревен.
– Есть! – крикнул он, и Олег развернул ладью по течению, уводя из-под удара. Если бы звено костромской «цепи» попало в их борт, а в каждом звене было по пять-шесть бревен, обшивка вполне могла треснуть. Но ладья была вертким корабликом, и пенный бурун, под которым Волга скрыла бревна, прошел довольно далеко за ее кормой. А ближайшей лодке с ратниками костромского князя не посчастливилось: ее перевернуло до того, как сидящие в ней люди осознали опасность.
После этого над волжской водой прокатились крики «греби!», «шустрее!» и разноголосая ругань. На ладью уже никто не обращал внимания – путь был свободен. Олег еще раз поменял курс, довольно скоро стены Костромы остались далеко позади на востоке, и Анну Данииловну с Гостиславой выпустили из-под платформы.
Однако примерно через час по берегу их догнал сильный конный отряд. У командира, видно, была задача следить за ладьей и держать в курсе князя: как только они поравнялись, в Кострому сразу же отправили гонца. Еще группа всадников помчалась на запад.
– В Ярославль, – обеспокоенно проговорила княгиня, показывая на них. – Князь Константин тоже не пришел на помощь мужу моему. И там опасность нам грозит.