– Не сам ты солгать придумал, потому жизнь тебе оставят, – сказал, подойдя к нему вплотную, князь. – И вот что ты брату моему расскажешь – и про княгиню, и про то, что здесь написано, – он передал Роще свиток. – Пусть не думает он, что я без ума и что нельзя людей царских бить. Пусть прочитают ему про победы над басурманами на Волыни. А теперь убирайся! А вы, бояре волынские, входите к княгине. Видеть она всех вас хочет.
В шатре было светло, горело множество свечей. Анна Данииловна лежала на тех же носилках, на которых ее снесли на берег. И если бы не широко открытые глаза, то отличить ее от трупа Олег бы не взялся.
– Олег Владимирович, – еле-еле слышно проговорила она. – Жив… Славно… А я только и запомнила, как ты меня от палицы прикрыл рукой… Цела рука-то? Почти? Я молиться буду, чтобы совсем. Вы же на Волынь обратно? Дождитесь, пока я отцу письмо напишу. Я уже придумала, хочу, чтобы больше чу́дных слов было! Чу́дных… – она говорила тихо.
Олег поклонился и, проклиная себя, что не может соврать про Волынь, объявил, что дорога у них в другую сторону, придется найти гонца, но княгиня не должна беспокоиться – тот будет верным и все сделает, как нужно. А насчет чу́дных слов дал совет: пиши, княгиня, попроще, князь Даниил Романович стар уже, сам не читает, а дьяки не поймут, переврут еще. Анна Данииловна на секунду задумалась:
– Я два письма напишу! Одно обычными словами, а другое – чу́дными. Отец рад будет. Он чу́дные слова любит, и всегда хотел, чтобы я ученая была.
– Конечно, княгиня Аня, – встрял Феликс – Пиши чу́дными. А мы гонца иль до литовского рубежа проводим, иль до смоленского.
Но обещания княгиня не услышала – уснула. Гостислава, что тихо сидела рядом с носилками, встала и погасила большинство свечей. Князь же дал всем знак выйти, а когда за ними опустился полог шатра, недовольно буркнул:
– «Княгиня Аня»! Не малая девочка она уже – так ее называть.
– Прости великий князь, – Феликс скрыл улыбку за поклоном. – Не позволю себе больше.
– Княже! – Олег решил отвлечь Андрея Ярославича, да и вообще интересно было: – А что за победа, про которую ты Роще говорил?
– Из Галича вести пришли. Князь Лев Даниилович отнял у басурман Бакоту, куда они баскака посадили, а потом погнал их прочь от Кременца. А когда они еще раз появились со всеми силами, то около Луцка большая битва была. С самим Куремсой уже. Славная. И уже несколько месяцев про него нет вестей – ушел далеко в степь.
– Откуда слух этот? – недоверчиво переспросил Олег. Он очень хорошо понимал, что никакой настоящий гонец не мог именно сейчас принести вести в княжеский лагерь под Новгородом.
– Милята-боярин пересказал, а он от свейского посла знает. Князь Даниил Романович, тесть мой, уже всех государей о том известил.
– Шведского посланника? – Олегу очень захотелось прямо сейчас разыскать Миляту и выяснить, что за мистификация тут происходит.
– Да, Биргер Магнуссон грамоту прислал. Ждут нас с княгиней в Бьяльбо, если Новгород не примет. Корабли уже стоят в Колывани, орден путь дает. Может, найдем союзников на татаровье. Но я тебе о другом все никак не решусь сказать… – князь помолчал. – Княгиня рассказала мне про путь ваш, боярин. Благодарствую. Век теперь я твой должник… – Потом раздался горький смешок. – Но обещание про казну выполнить не могу… Утопили мы выход ордынский в болотах между Кашином и Тверью. Басурмане обступили совсем, пришлось бечь быстрее ветра. К Новгороду голыми пришли, если бы не Милята-боярин, пришлось бы на земле спать.
Это слышали все. Олег побледнел, Феликс открыл рот, как будто собираясь что-то сказать, но захлопнул так, что зубы лязгнули. Норман удивленно посмотрел на обоих, перевел взгляд на Шурика: с чего это не известный доселе, конечно, но вполне себе рядовой исторический факт вызвал так много эмоций у видавших виды хрономенталистов? Но тот пожал плечами и отвернулся.
Повисло молчание.
– А вон и свейский посол с Милятой-боярином, – затянувшуюся паузу наконец прервал князь.
По Волхову поднималась большая шнека, украшенная флагами с геральдическими львами. Описав широкий полукруг, она ткнулась носом в песок, и по мосткам на берег сошли двое.
В одном Олег узнал Василия Зеленогорского, двадцать лет работающего в Новгороде под именем боярина Миляты, крупнейшего землевладельца в Заволочье, влиятельного члена Осподы. Второй, прятавший лицо за подобием шарфа, был одет в мантию, шитье на ней повторяло расцветку флагов на шнеке. Судя по всему, это был сам шведский посланник, которого упоминал князь Андрей.
Зеленогорский, видимо, было озабочен тем, чтобы дать возможность князю и шведскому послу переговорить наедине. Он бесцеремонно встал между волынскими боярами и Андреем Ярославичем и, поклонившись князю, сделал приглашающий жест в сторону шатра, около которого теперь стоял стяг с Андреем Критским (Урдин уступил его князю после появления в лагере Анны Данииловны). Однако Олег, наконец-то отбросив не дающий покоя вопрос «что же я теперь скажу Андрею?», их задержал.
– Государь, – окликнул он князя, – тебе не нужно про награду вспоминать. Ты оружие на самого страшного врага Руси поднял. И быть рядом с тобой при этом – великая честь. И ценность сама по себе.
Князь часто-часто заморгал. Похоже, эти слова его тронули. Он бросил коротко «должник, все одно», развернулся и вошел в шатер. Шведский посол, напротив, задержался.