Изнаночные швы времени - Страница 75

Квира остановила ускоренное воспроизведение, и все увидели несколько десятков человек, которые, шатаясь, шли по болоту, оступались, падали и уже не поднимались. Никто никому не помогал.

– Что это? – спросил Феликс.

– Думаю, что они сошли с ума от голода, – ответил Норман. – Это же заря коммунизма. Продразверстка и прочие прелести. В Кашине с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцатый год население сократилось на треть, в Калязине – на двадцать процентов, в Лихославле…

Он не договорил, потому что Квира на чуть-чуть ускорила показ. А когда снова притормозила, счетчик времени на экране показывал 1942.08.12, к поверхности болота по глиссаде приближался небольшой самолет с красной звездой на фюзеляже. Шасси были выпущены: пилот, по-видимому, принял заросшую багульником поверхность болота за ровный луг и решил садиться.

– «Аэрокобра», – определил Норман, пока самолет неуклюже цеплялся передним колесом за поверхность болота.

– А почему «Кобра»? – спросила Квира после небольшой паузы. – У нас вроде самолеты так не называли… Только буквы и цифры.

– Это американский самолет. Штаты и британцы поставляли нам военную технику, материалы для оборонной промышленности, продовольствие. Много чего.

Квира покраснела: для нее это была новость. Вторая мировая война в ее университетском курсе совпала с первой серьезной влюбленностью, а во время работы в ЦПХ ей ни разу не приходилось перебрасывать экспедиции в сороковые годы ХХ века, так что почитать о событиях того времени повода не было.

– Слушай, совсем ты не обязана это знать, – Норман поспешил справиться с ее смущением. – У нас ту войну миллион лет описывали только в категориях блистательных побед выдающихся полководцев, а про ленд-лиз достоверной информации даже в университетских учебниках почти не было. Мы можем, кстати, увидеть лицо летчика?

Квира приблизила кабину. Пилот не сразу подал признаки жизни, казалось, ему не удастся выбраться из погружающегося в болото самолета. Вдруг правая дверца кабины открылась, и летчик выбрался на крыло.

– Совсем мальчишка, – сказала Квира.

Норман согласился и пригляделся внимательнее к экрану:

– Повреждений, кстати, на самолете не вижу. Вполне возможно, пилот просто потерял ориентацию, кончилось горючее, он и сел, где придется.

«Аэрокобра» между тем погрузилась уже до половины фюзеляжа. Летчик решил спасаться. Идти не получилось – он сразу провалился по пояс в болотную трясину и с трудом поднялся обратно на крыло. Ползком оказалось сподручнее. По крайней мере, пределы зоны действия маячка он покинул живым.

– Как думаешь, выберется?

– Не знаю. Я бы без Саши не смог, – сказал Норман. – Квира, ты мне перешли в Париж эту запись. У меня там приятель, который занимается погибшими и пропавшими без вести в той войне. Полного списка по нашим до сих пор нет… Я ему передам, пусть посмотрит, есть ли что на этого парня.

Квира кивнула, хотя слова «мне в Париж» царапнули. Она снова запустила ускоренное воспроизведение, тормознув его ненадолго всего раз, когда понадобилось вспомнить, что такое «пропасть без вести». Это был 2034 год, когда экономическая автаркия, истощение материковых месторождений нефти и газа вкупе с неумением разрабатывать шельф заставили Кремль вспомнить о торфе и Оршинский мох подвергся массированному нашествию техники. Работать сюда направили, как выразился Норман, оказавшийся знатоком тех времен, «наследников первых пятилеток и студенческих стройотрядов», поэтому тракторы тонули, очень часто вместе с людьми, а гати, на которых должны были лежать узкоколейные железные дороги, разваливались, что увеличивало количество жертв. А когда дело дошло до осушения болот, то результат был прямо противоположным: несколько озер – Белое, Щучье, Глубокое, Песочное и Светлое – слились в одно, около тридцати километров в поперечнике.

– Все. Больше ничего, – подытожила Квира. – Потом только вода, вода и вода. Глобальное потепление добавило несколько метров глубины.

Она выключила свою запись. Ощущение левитации пропало. Сквозь стекло фюзеляжа видна была «сегодняшняя» вода и отражение в ней двух самолетов.

– Да-да, – раздался голос Андрея. – Да, это мы у вас на хвосте. Была бы у меня «Кобра», я бы вас – пух! И все – делиться не надо.

– Ты слишком высоко, – возразил Феликс, развернувшись к иллюминаторам в верхней части фюзеляжа. – Если бы у нас был Ю-88, то мы бы тебя из пулеметика… И все – делиться не надо.

– Ладно-ладно, вы нас даже не заметили, – откликнулся Андрей. – Давайте приземляться, чего время терять. У меня уже жадность чешется. Олег с вами?

– Нет, – ответила Квира. – Он поехал в Москву.

XVIII

В прежнюю столицу Олег приезжал после каждой своей экспедиции. Собственно, не в даже Москву – ее он не любил, перенося на город свою ненависть к беспринципной династии местных князей. Приезжал он сюда ради небольшого памятника в центре города, поставленного в мае 2145 года.

Суперэкспресс «Рюрикова стрела» в 10:25, спустя полчаса после отбытия из Новгорода, вынырнул из тоннеля под своды вокзала, встроенного в здание Средних торговых рядов. Экипаж попрощался с пассажирами. Олег снял с глаз блайнфолд, надетый перед въездом в московские предместья ему было неприятно смотреть на нарочитую роскошь по соседству с огромными мусорными свалками.

Он представил себе, как окажется у Лобного места, дойдет до Спасской башни Кремля, повернет направо и зашагает вдоль стены между сдвоенными рядами кипарисов. Но когда поезд остановился, двери открылись, в вагон ворвался звук, изменивший его планы. Это был адский свист, который издает лазерная пила, когда наталкивается в бетоне на ржавую арматуру. «Неужели разбирают?» – подумал Олег и, пройдя через древнюю полукруглую арку вокзала, посмотрел налево.